Кинематографическая и физиологическая загадка : Исследования на неразделившихся близнецах, научное кино и Павловская физиология

Среди сотен старых фильмов, хранящихся на полках Национальной медицинской библиотеки США, находится коробка с двумя 16-миллиметровыми роликами под нескладным названием «Нервные и гуморальные факторы в регуляции функций организма (исследования на неразделившихся близнецах)». Этот весьма необычный фильм был выпущен Академией медицинских наук СССР в Москве в 1957 году, однако его создание растянулось на два десятилетия, со времен сталинского «Большого Террора» до хрущевской «Оттепели». Первые кадры фильма были отсняты в 1937 году, сразу после рождения первой пары неразделившихся близнецов Иры и Гали, а последние, запечатлевшиепразднование седьмого дня рождения второй пары близнецов, Маши и Даши, в 1957 году. Этот фильм является главным результатом исследований, проводившихся на вышеупомянутых двух парах, поскольку за исключением нескольких коротких статей, материалы этих исследований остались неопубликованными. Кинолента представляет собой не только бесценную запись отдельных эпизодов из совместной жизни Маши и Даши (которой мы коснемся в заключении этого очерка), но и уникальный источник для изучения истории советской физиологии и советского научного кино.

Снятый для узкого круга специалистов, этот фильм внимательному зрителю предлагает множество загадок, начиная, к примеру, с самого его присутствия в Национальной медицинской библиотеке (и отсутствия каких-либо сведений о том, как он туда попал). И это – лишь начало. Рождение неразделившихся близнецов с общей циркуляцией крови, но раздельными нервными системами, представляет исследователям уникальную возможность для изучения множества важных вопросов не только в физиологии, но и в психологии, генетике, иммунологии, эмбриологии и многих других областях. Однако «Исследования на неразделившихся близнецах» освещают исключительно относительную роль «нервных и гуморальных факторов в регуляции функций организма». В действительности весь фильм представляет собой ни что иное, как кинематографическую иллюстрацию взглядов Ивана Петровича Павлова на вышеуказанную тему.

Добившийся мировой известности своими экспериментами над условными рефлексами у собак, И.П. Павлов (1849-1936) был первым российским лауреатом Нобелевской премии (1904) и старейшиной советской физиологии.^[1] Следуя давно установившейся в российской медицине традиции так называемого «нервизма», Павлов всегда подчеркивал ведущую роль нервной системы в физиологии и поведении организма и практически игнорировал роль таких гуморальных факторов, как химический состав крови и внутренняя секреция (что едва не стоило ему Нобелевской премии).^[2] Интересно, что хотя весь фильм изобилует павловскими понятиями и жаргоном, сам Павлов в нем совершенно непонятным образом отсутствует. В 1950-х годах портреты Павлова украшали каждый советский учебник по физиологии, но ни его имя, ни изображение в «Исследованиях на неразделившихся близнецах» вообще не появляются. Такое упущение еще более странно, поскольку «научным руководителем» фильма, как он назван в в титрах, был Петр Кузьмич Анохин (1898–1974), ученик и протеже Павлова с начала 1920-х гг.^[3] В своих многочисленных статьях Анохин усердно содействовал пропаганде мифического образа Павлова как «истинно советского» ученого. Этим же духом проникнута и написанная Анохиным 400-страничная биография его учителя и патрона.^[4] Почему же он упустил возможность публично подчеркнуть (как он это неоднократно делал в прошлом) свою личную связь с «отцом-основателем» советской физиологии? Еще одной загадкой является очень короткое появление на экране самого Анохина, и то лишь в самых последних кадрах фильма. Однако этот 20-ти секундный эпизод является ключом к пониманию пересекающихся историй советской физиологии, исследований на неразделившихся близнецах и научного кино, скрывающихся за поразительными кадрами фильма.

Иван Петрович Павлов и советское научное кино

Исследования на неразделившихся близнецах являются превосходным образцом особого кинематографического жанра – «научного кино», как его тогда называли – получившего широкое распространение в Советском Союзе.^[5] С возрождением российской киноиндустрии по окончании кровавой Гражданской войны, этот жанр занял видное место в советском кинопроизводстве и прокате.^[6] Практически все отечественные киностудии, как государственные, так и частные, снимали научные фильмы, а кинопрокатчики закупали сотни иностранных картин, сделанных в этом жанре. Всего за несколько лет, к концу 1926 года, общее число научных фильмов в обращении достигло 746 (хотя только 118 из них были местного производства ).^[7] Тематика фильмов была весьма разнообразна – от профилактики венерических заболеваний до электрификации страны, и от физического развития человека до производства хлопковых тканей. Продолжительность фильмов также была разная – от пяти минут до двух с лишним часов. Одни фильмы предназначались специалистам, другие – рядовому зрителю. Одни были просто кинозаписями научных экспериментов, лечебных процедур и природных или технологических процессов, другие – искусными постановками по тщательно написанным сценариям, с участием профессиональных актёров и режиссёров. Эти фильмы стали неотъемлемой частью широкой образовательно-пропагандистской кампании по популяризации науки и подрыву религии, развернутой новыми большевистскими руководителями страны. Но кино также привлекло внимание учёных, довольно скоро начавших применять его в качестве удобного инструмента в своих исследованиях.

Физиология заняла видное место среди тем советских научных фильмов, как пропагандистского, так и научного характера. Физиологи были первыми среди учёных, поспешивших воспользоваться предоставленными кинематографом новыми возможностями, как для записи своих экспериментов на пленку, так и для популяризации своих исследований на широком экране. Один из первых полнометражных научных фильмов был снят бывшим учеником Павлова, профессором физиологии Тверского педагогического института Леонидом Николаевичем Воскресенским. Его картина, однако, не имела никакого отношения к павловской физиологии. Начиная с 1923 года, под влиянием необычайно популярных в то время работ австрийского физиолога Эйгена Штейнаха и французского хирурга русского происхождения Сергея Воронова, Воскресенский был занят изучением «омоложения».^[8] Его главной целью было повторение экспериментов Штейнаха и Воронова по пересадке половых желёз и вазектомии (перерезке семенных канатиков), доказавших, по убеждению их авторов, возможность «омоложения». Чтобы не отстать от западных коллег, уже снявших фильмы о своих достижениях, Воскресенский также задокументировал на кинопленке собственные трехлетние эксперименты по «омоложению» людей и животных.^[9] Его полнометражная немая картина (7 роликов, 1885 метров), под названием «Кого надо омолаживать», вышла на экраны Москвы ранней осенью 1925 года. Фильм, сопровождавшийся лекциями об омоложении и газетными интервью его создателя, совершил триумфальное турне по всей стране и продержался в репертуаре советских кинотеатров до середины 1930-х гг.^[10] Годом позже, Воскресенский написал сценарий для полнометражного фильма Проблема питания (1927), целью которого было популярное объяснение основных фактов питания и пищеварения человека. Более того, Воскресенский занимался не только производством научных фильмов для широкого зрителя, он также активно пропагандировал использование кинематографии среди своих коллег-физиологов.

Венцом кинематографических успехов Воскресенского стала Механика головного мозга (1926) — самый известный советский научный фильм 1920-х гг. Снятая для широкой публики, Механика популяризовала ключевые элементы павловской теории условных рефлексов как основы для понимания поведения людей и животных.^[11] Согласно рекламе, выпущенной Амкино (агентством, представлявшим советское кинопроизводство в Соединённых Штатах Америки), «в рамках шести-роликовой киноленты» фильм представляет «двадцать семь лет непрерывных размышлений о природе поведения людей и животных, и является … кинематографической записью экспериментов и исследований одного человека, профессора Павлова».^[12] Сам Павлов, однако, не принимал участия в производстве фильма, и, по словам его биографа Даниэла П. Тодеса, «не проводил – а в некоторых случаях прямо отказывался проводить» многие из экспериментов, продемонстрированных в фильме, к примеру, экспериментов с условными рефлексами у детей.^[13]

Фильм был снят на советско-немецкой киностудии «Межрабпом-Русь», и, если верить титрам, и сценаристом, и режиссёром картины был Всеволод Пудовкин, восходящая звезда советского кинематографа.^[14] Это была первая полнометражная работа Пудовкина, и он, без сомнения, постарался сделать все, что мог, и в постановочной части, и в монтаже фильма для его успеха.^[15] Но для написания столь изощренного сценария, представлявшего результаты новейших исследований и дебатов советских учёных по вопросам «высшей нервной деятельности» (в павловской терминологии), у него попросту не было ни специальных знаний, ни соответствующего опыта.^[16] В титрах фильма, однако, присутствуют имена двух «научных консультантов», которые, без сомнения, обладали всеми необходимыми знаниями для выполнения этой задачи: Дмитрий Фурсиков и Леонид Воскресенский. Оба, как бывшие ученики и сотрудники Павлова, были глубоко вовлечены в работу по изучению условных рефлексов и высшей нервной деятельности.^[17] В то самое время, когда началась работа над фильмом, Фурсиков был директором (а Воскресенский его заместителем) Института высшей нервной деятельности Коммунистической академии, организованной несколькими годами ранее в качестве большевистского противовеса «буржуазной» Российской академии наук. И оба активно ставили такие эксперименты, которые сам Павлов не проводил, или отказывался проводить!

Весьма похоже, что и сама идея производства фильма родилась именно в стенах Коммунистической академии.^[18] Воскресенский, окрыленный успехом своего фильма об омоложении, по всей вероятности, был изначальным автором этой идеи, которую он позже «уступил» своему давнему другу Фурсикову. Вполне возможно, что Фурсиков, в свою очередь, «продал» ее своим покровителям в Президиуме Коммунистической академии, состоявшего из высокопоставленных большевиков. Два члена Президиума, скорее всего, могли бы проявить интерес к этой идеей. Одним из них был Николай Бухарин, ведущий теоретик большевистской партии и член Политбюро. Двумя годами ранее Бухарин опубликовал объемистую статью, восхвалявшую научную работу Павлова, но порицающую его «ненаучное» отношение к большевистской революции. Бухарин сохранил глубокий интерес к павловским исследованиям.^[19] Другим был нарком просвещения Анатолий Луначарский, чей сценарий к фильму Медвежья свадьба (1926) как раз в это время находился в производстве на студии «Межрабпом-Русь». И тот, и другой, вместе или по отдельности, могли предложить студии взяться за съемку фильма о павловских исследованиях. Как бы то ни было, студия занялась этим проектом. И хотя технические приемы и художественные достоинства фильма, несомненно, являются заслугой Пудовкина, подбор экспериментов и сопутствующие комментарии бесспорно указывают на то, что научное содержание и идеологическая направленность фильма были определены и сформулированы Фурсиковым и Воскресенским.

Премьера Механики головного мозга состоялась в Москве в ноябре 1926 года. В коммерческом отношении фильм не имел особого успеха, хотя студии и удалось компенсировать затраты на его производство, составившие около 30,000 рублей. Но своё пропагандистское назначение он выполнил вполне успешно. Картину регулярно демонстрировали в кинотеатрах страны на протяжении многих лет, и даже в середине 1930-х годов она все еще оставалась в репертуарных списках. Ее даже показывали за рубежом. В марте 1928 года фильм был представлен на специальном заседании Нью-Йоркского общества клинической психиатрии, состоявшемся в Нью-Йоркской академии медицины. Показ сопровождался лекцией Говарда Скотта Лидделла, доцента Корнелльского университета, посетившего павловские лаборатории в Ленинграде лишь двумя годами ранее.^[20] Через два месяца фильм был показан на самой большой площадке Нью Йорка, «Town Hall», вмещавшей полторы тысячи зрителей, на этот раз с комментариями «отца-основателя» бихевиоризма Джона Б. Уотсона.^[21] На протяжении нескольких следующих месяцев, фильм регулярно шел в различных кинотеатрах Нью Йорка.

Хотя Павлов и не принимал никакого участия в процессе производства картины, он, похоже, остался весьма доволен его результатами. Летом 1932 года он привез Механику головного мозга на 14-й Международный физиологический конгресс в Риме. По некоторым сведениям, Павлов лично прокомментировал его демонстрацию участникам конгресса. По окончании конгресса, он оставил ролики фильма организатору конгресса Карло Фоа, заведующему кафедрой физиологии человека Медицинского факультета Миланского университета, который позже использовал картину в программе своих курсов физиологии.^[22]

Несмотря на успех Механики головного мозга, Павлов никогда не обращался к помощи кино в своих собственных работах. Но некоторые из его учеников стали активно использовать киносъемку, как это делал, к примеру, Воскресенский в своих исследованиях поведения приматов в Сухумском обезьяньем питомнике в 1928-1930 гг. Воскресенский пытался заинтересовать Павлова изучением высшей нервной деятельности приматов, но Павлов остался верен своему излюбленному объекту – собаке. Тем не менее, некоторые из его сотрудников занялись и изучением поведения приматов, и «киноискусством». В начале 1930-х гг., в Колтушах, научном городке, построенном специально для Павлова в окрестностях Ленинграда, они начали регистрировать на кинопленке эксперименты над поведением шимпанзе.

Однако, примерно в это же время производство и использование научных фильмов как одновременно средства научного исследования и орудия пропаганды, было институционально разделено. В конце 1920-х — начале 1930-х гг. страна была ввергнута в новую революцию – «революцию сверху».^[23] Сталин начал консолидацию своей личной власти над большевистской партией и консолидацию власти партийного аппарата над народом, с целью осуществления политики ускоренной индустриализации, насильственной коллективизации крестьян, и интенсивной милитаризации. Сталинский «Великий перелом» ознаменовал решительные перемены во всех аспектах жизни страны. Личная инициатива и рынок были подавлены, а на их месте установлена абсолютная государственная монополия на производство и распределение всех ресурсов. Такая политика привела к значительному ослаблению местной и личной автономии и созданию системы жесткого централизованного контроля и администрирования, поддерживаемой огромным бюрократическим и репрессивным аппаратом.

«Революция сверху» привела к кардинальным изменениям в организации как науки, так и кинопроизводства. Запрет частного предпринимательства обозначил конец всех частных кинокомпаний и кинотеатров. Производство и прокат всех фильмов были сосредоточены на нескольких государственных студиях, управляемых Союзкино, созданном в 1930 г. Государство увеличило производство оборудования и материалов для киноиндустрии, но жестко контролировало и производство новых фильмов, и репертуар кинотеатров. Новые институциональные структуры и идеологические запреты способствовали дальнейшему расширению производства научных фильмов в образовательных и пропагандистских целях. И павловская физиология предоставляла идеальную возможность для достижения обеих этих целей.

В начале 1930-х годов были сняты несколько образовательных фильмов о павловских экспериментах с условными и безусловными рефлексами для показа в средних школах и университетах. Но подобные образовательные ленты имели весьма ограниченный круг зрителей. А вот пропагандистские фильмы достигали практически всех. Летом 1935 года, по приглашению Павлова, 15-й Международный физиологический конгресс был проведен в Советском Союзе. Конгресс стал удобным средством для пропаганды «достижений советской науки», как внутри страны, так и за рубежом. Ему были посвящены специальные выпуски кинохроники, демонстрировавшиеся во всех кинотеатрах страны. Хроника освещала такие «знаковые» события, как приветствия членов советского руководства участникам конгресса и вступительная речь его президента Павлова, благодарившего советское руководство за поддержку науки, и особенно, физиологии. В ее кадрах также были запечатлены банкет в Кремле и различные экскурсии, организованные советским правительством для иностранных участников конгресса. Годом позже Павлов умер, и его его смерть стала поводом для производства специального фильма Академик Иван Павлов (1936). Картина была составлена из фрагментов киносъемок Павлова за работой в лаборатории, с сотрудниками и членами семьи, с британским писателем-фантастом Гербертом Уэльсом, и, конечно же, выступающего на конгрессе. В фильме также использовались хроникальные кадры государственных похорон Павлова с присутствием членов правительства и светил советской науки.^[24]

Особая роль, отводившаяся развитию науки и техники в политике сталинского «Великого перелома», стимулировала советское правительство к значительному расширению государственной поддержки науки. Большевики вложили огромные средства в рост сети научных институтов и числа научных работников, но одновременно существенно ограничили автономию, которой научное сообщество пользовалось в предыдущем десятилетии.^[25] Создание в 1932 году Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ) привело к централизации почти всей научной работы в области биомедицины. ВИЭМ быстро поглотил практически все биомедицинские исследовательские учреждения страны, и открыл свои филиалы в различных городах Советского Союза. Частью этой грандиозной инициативы (осуществлявшейся под руководством одного из сотрудников Павлова) стало создание при ВИЭМ специального «научного фото- и киноотдела». Такие же отделы были организованы при быстро растущей Академии наук СССР и в Московском и Ленинградском университетах. К середине 1930-х гг. кино прочно вошло в стандартный набор инструментов исследований в различных областях биомедицинской науки. Таким образом, когда в 1937 году родились неразделившиеся близнецы Ира и Галя, Пётр Анохин смог проводить свои эксперименты перед кинокамерой.

Исследования Анохина на сросшихся близнецах

Государственная пропаганда и статьи в профессиональных изданиях (в том числе вышедшие из под пера Анохина) прославляли Павлова как «истинно советского» учёного. Этот, столь бережно культивировавшийся героический образ, был, без сомнения, чистой воды фикцией, мифом. Павлов начал научную работу в области физиологии задолго до революции, и предметы его исследований, по большому счету, совпадали с теми, которыми в то время занимались его коллеги в Европе и во всем мире. Он открыто критиковал большевистский режим и советскую политику практически до последних дней своей жизни.

Анохин был гораздо более подходящим кандидатом на звание «истинно советского» ученого.^[26] Он принадлежал к поколению, выросшему и сформировавшемуся уже при советской власти, и, соответственно, сложился как личность и как ученый под ее непосредственным влиянием. Родившийся в 1898 году в семье железнодорожного рабочего в Царицыне (сегодняшнем Волгограде), юный Анохин начал своё образование в реальном училище. В 1915 году он поступил в землемерно-агрономическое училище в Новочеркасске, столице Донского края. Похоже, что он собирался заняться сельским хозяйством и намеревался стать агрономом или землемером. Но большевистская революция резко изменила судьбу его отечества и открыла сыну рабочего совершенно неожиданные возможности.

Последовавшая за революцией Гражданская война бушевала с особой яростью на Дону – оплоте «Белой гвардии», сражавшейся против большевистской Красной Армии. Анохин присоединился к большевикам и принимал участие в боевых действиях. К 1920 году, когда Гражданская война уже близилась к концу, он стал членом Новочеркасского горсовета, комиссаром печати и финансов Донской Республики и главным редактором газеты «Красный Дон». В начале 1921 г. в Новочеркасск прибыл нарком просвещения Луначарский и познакомился с молодым большевиком Анохиным. Случайная встреча оказалась поистине судьбоносной. По некоторым сведениям, Анохин поделился с Луначарским своей мечтой—по окончании войны заняться изучением человеческого мышления. По указанию Луначарского, той же осенью Анохин был направлен в Петроград для обучения в Государственном институте медицинских знаний (ГИМЗ), созданном под эгидой Наркомпроса выдающимся российским неврологом и психиатром Владимиром Михайловичем Бехтеревым.

Анохин оказался весьма способным учеником. Уже через год, еще будучи студентом, он включился в работу в лаборатории Павлова. К окончанию своей учёбы в ГИМЗ в 1926 году, Анохин опубликовал несколько статей о работах Павлова в научно-популярных журналах и представил доклад о своих собственных исследованиях внутреннего торможения на Втором Всесоюзном съезде физиологов. В том же году, по рекомендации Павлова, он был назначен преподавателем физиологии в Ленинградском зоотехническом институте. На протяжении нескольких лет, наряду с преподавательскими обязанностями, он продолжал исследования в павловской лаборатории на самые разные темы – от особенностей мозгового кровообращения до нервных механизмов торможения. Результаты своих исследований Анохин публиковал в ведущих российских и немецких физиологических журналах, и докладывал о них на различных конференциях.

В 1930 году, опять-таки по рекомендации Павлова, Анохин был назначен профессором и заведующим кафедрой физиологии в только что открытом медицинском институте в Нижнем Новгороде, где проявил себя не только как талантливый исследователь, но и незаурядный администратор. Всего за несколько лет Анохин создал «с нуля» одну из лучших физиологических лабораторий в стране. В 1933 году ему удалось сделать ее филиалом быстро растущего ВИЭМ, подключившись, таким образом, к почти неисчерпаемому потоку ресурсов, выделявшихся для ведущего центра советской биомедицины. Именно в Нижнем Новгороде Анохин начал разрабатывать концепцию «функциональной системы» как основного принципа организации активности мозга. Он первым сформулировал принцип обратной связи, («обратной афферентации», как он его первоначально назвал), который, по его мнению, играет ведущую роль в формировании целенаправленного и приспособительного поведения.^[27] Летом 1935 года он представил первый набросок своей концепции участникам 15-го Международного физиологического конгресса. Вскоре после конгресса Анохина был переведен в Москву и назначен руководителем нового отдела нейрофизиологии, созданного в ВИЭМ специально для его исследований.

Среди множества тем, которыми Анохин интересовался в 1930-е гг., было взаимодействие гуморальных и нервных механизмов в различных физиологических процессах, особенно, в процессе сна. Когда в начале 1937 года он узнал о рождении в одной из московских больниц неразделившихся близнецов Иры и Гали, он тотчас понял какая уникальная возможность ему представилась.^[28] Хотя у Иры и Гали было два сердца (ритм которых не совпадал), циркуляция крови у них была общей. Но их нервные системы были полностью разделены. Таким образом, близнецы могли стать редчайшим «природным инструментом» для изучения взаимовлияния нервных и гуморальных факторов. Анохин быстро организовал межинститутскую исследовательскую группу, во главе которой поставил Татьяну Трофимовну Алексееву, одну из своих первых аспиранток в Нижнем Новгороде и сотрудницу его отдела в ВИЭМ.^[29] Он также договорился о съемочной группе из научного фото- и киноотдела ВИЭМ для записи исследований на кинопленку (часть снятого материала вошла в фильм 1957 года).

Алексеева разработала обширную исследовательскую программу, нацеленную на изучение роли нервных и гуморальных факторов в различных физиологических процессах, включая аппетит, боль, регуляцию температуры и сон. К сожалению, близнецы прожили только шестнадцать месяцев, и программа не была полностью выполнена. На основе доступных материалов, трудно сказать как много Анохин лично вложил в эти исследования. Тем не менее, в конце 1938 года он опубликовал в научно-популярном журнале «Наука и жизнь» обстоятельную и хорошо иллюстрированную статью, посвященную одному из компонентов программы – изучению сна.^[30]

Анохин начал статью с обзора двух главных конкурирующих теорий сна – нервной и гуморальной. Нервная теория отводила ведущую роль в возникновении сна центральной нервной системе, хотя ее сторонники расходились во взглядах на точное местонахождение «центров сна». Так Павлов был убежден, что таким центром является кора головного мозга, и что сон – это всего лишь особое проявление основных нервных процессов торможения, которые он и его сотрудники, включая Анохина, исследовали в различных экспериментах. Другие физиологи считали, что «центры сна» находятся в подкорковой области (главное подозрение падало на таламус и гипоталамус). В отличие от нервной, гуморальная теория, предложенная в 1910-е гг. французскими физиологами Рене Лежендром и Анри Пьероном, объясняла происхождение сна накоплением в крови неких продуктов метаболизма, так называемых «гипнотоксинов». К 1938 году эта теория приобрела множество сторонников.

Обладая общей кровеносной и раздельными нервными системами, Ира и Галя оказались идеальными объектами для «естественного» эксперимента, который мог бы доказать правоту одной из соперничающих теорий. Многочисленные наблюдения девочек показали, что одна из них могла бодрствовать, в то время, как другая спала. Эти наблюдения, казалось, подрывали теорию гипнотоксинов. Именно так они и были интерпретированы в фильме 1957 года: «Одновременное сосуществование двух состояний – сна и бодрствования – при обобщенном кровотоке и раздельных нервных системах, является прямым доказательством решающего значения нервной системы в развитии сна, что говорит против гуморальной теории сна».^[31] Но в отличие от этой категорической, бескомпромиссной формулировки, в статье, вышедшей в 1938 году, мы находим более осторожную, «диалектическую» интерпретацию: «Было бы неправильно думать, что наши данные, полученные на сросшихся близнецах, совершенно отвергают влияние составных частей крови на весь процесс сна».^[32] Ссылаясь на работы различных иностранных и советских ученых (включая свои собственные исследования по влиянию бромистого калия на сон), Анохин утверждал, что «наряду с нервными механизмами, [необходимо признать] наличие в механизме сна и моментов гуморального порядка».^[33]

Павловские сессии

Почему же Анохин отказался от такой «диалектической» интерпретации взаимодействия нервных и гуморальных факторов в фильме, выпущенном в 1957 году?

Вторая пара неразделившихся близнецов, Маша и Даша, родились в январе 1950 года. Двенадцатилетие, прошедшее со времени экспериментов с Ирой и Галей, оказалось одним из самых тяжелых в жизни страны и ее народа. Начавшись на пике Большого Террора, пройдя через ужасы Мировой войны, разруху и голод послевоенного восстановления и реконструкции, это двенадцатилетие завершилось в разгар Холодной войны между бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции. Анохину посчастливилось не только благополучно пережить это двенадцатилетие, но и подняться на самую вершину советской научной бюрократии.

С началом войны Анохин пошел работать нейрохирургом в одну из московских больниц, превращенных в военный госпиталь. Он специализировался на травмах периферических нервов и разработал новые оригинальные методы трансплантации и восстановления поврежденных нервов. Когда осенью 1941 г. фашисты подошли к Москве, личный состав госпиталя был эвакуирован в тыл, и Анохину пришлось провести несколько лет в сибирской глубинке. По окончанию войны он вернулся в Москву, где сначала возглавил отдел, а затем стал директором Института физиологии Академии медицинских наук СССР, созданной на базе ВИЭМа в 1944 году.^[34] Вскоре Анохин был назначен членом Академии и ее Президиума. Он возглавлял Секретариат и Научно-плановую комиссию Президиума, достигнув, таким образом, весьма высоких и ответственных должностей, которые он не преминул использовать для дальнейшего упрочения своего положения в сообществе советских физиологов.

После смерти за Павловым был закреплен титул «великого советского ученого», а его учение о высшей нервной деятельности – канонизировано. Почти каждый советский физиолог провозглашал себя учеником и продолжателем «дела Павлова» и хранителем «павловского наследия». Различные группы и индивидуумы успешно использовали имя Павлова для обоснования своих собственных исследований в области не только физиологии, но и психологии, психиатрии, неврологии и даже гигиены. Анохин не был исключением. Между 1936 и 1946 годами, он опубликовал десяток статей в различных журналах о «великом советском ученом и патриоте» Павлове, «школе» Павлова, и своих собственных усилиях «дальше развивать павловское наследие». Он стремился представить свою концепцию функциональной системы, как прямое продолжение павловских идей, а себя – как бесспорного наследника своего учителя. Он преуспел в достижении первой цели, но не второй.

Официальным представителем физиологии в партийно-государственном аппарате и официальным «хранителем» павловского наследия стал Леон Абгарович Орбели, старейший и самый уважаемый ученик Павлова. Он «унаследовал» институты Павлова в Колтушах и Ленинграде, стал членом руководящих органов как Академии наук, так и Академии медицинских наук, и возглавил ведущий медицинский вуз страны – Военно-медицинскую академию. Некоторые «ученики Павлова» пытались подорвать влияние Орбели, и, путем различных интриг, урвать часть «павловского наследия» для себя. По окончанию войны такие попытки значительно участились, особенно в стенах Академии медицинских наук. Одним из их главных зачинщиков был Анохин.

Осенью 1948 года, на мутной волне печально известной кампании борьбы с генетикой, развязанной Трофимом Денисовичем Лысенко, Анохин сыграл ведущую роль в установлении «неразрывной связи» между лысенковской «мичуринской биологией» и павловской физиологией. Он попытался использовать свежесостряпанный образ «мичуринца Павлова» для подрыва авторитета Орбели.^[35] И хотя усилия Анохина существенно повредили репутации Орбели в партийно-государственном аппарате, для самого Анохина они привели к совершенно неожиданному им результату. Летом 1950 года, состоялась «Научная сессия, посвященная проблемам физиологического учения академика И. П. Павлова». Вошедшая в историю под названием «павловской» или «объединенной», эта сессия была организованна Академией наук совместно с Академией медицинских наук под контролем Отдела науки ЦК и непосредственным присмотром самого «Величайшего корифея науки» Сталина. На этой «павловской сессии» Анохин, как и Орбели, был осужден за «извращение павловского наследия» и уволен со всех административных должностей. Его «сослали» в Рязань (по иронии судьбы, на родину Павлова), где он стал профессором, а чуть позже заведующим кафедры физиологии в местном мединституте. Все эти события развернулись как раз в то самое время, когда начались работы с Машей и Дашей.

Алексеева опять взяла на себя роль лидера и разработала программу работ, во многом повторявшую исследования, проведенные с Ирой и Галей. Близнецы были помещены в Институт педиатрии Академии медицинских наук, где и проводились все эксперименты и их съемка. В атмосфере непоколебимой ортодоксальности, бдительно охраняемой «Научным советом по развитию физиологического учения академика И.П. Павлова» (созданного совместно двумя академиями для контроля за всеми физиологическими исследованиями в стране), даже о малейшем отклонении от сугубо «павловской» интерпретации экспериментальных данных не могло быть и речи. Это, пожалуй, объясняет, почему в фильме 1957 года трактовка наблюдений за сном близнецов стала гораздо более бескомпромиссной и «павловской», чем в статье Анохина, напечатанной в 1938 году. Этим же, возможно, объясняется и полное отсутствие в фильме упоминаний имени Павлова и его портретов. Для Анохина, которого неоднократно принуждали публично каяться в «ошибках в разработке учения И.П. Павлова» и обещать найти «пути их исправления»,^[36] появление в его кино-работе изображения (или даже прямых цитат из трудов) «Великого учителя» могло легко быть истолковано как кощунство и повлечь за собой неприятные последствия. Анохин явно следовал библейской заповеди «Не поминай имени Господа Бога твоего всуе» и старался не провоцировать «сторожевых псов» павловского учения.

Но не только советская физиология подверглась тотальной «павловизации», все родственные дисциплины прошли через такой же процесс «чисток». С 1950 по 1953 год, специальные «павловские» сессии были организованы в психиатрии, педагогике, неврологии и психологии.^[37] Этим объясняется то, что, несмотря на явные отличия в «высшей нервной деятельности» близнецов (порой отмечавшиеся в закадровом комментарии фильма), не было проведено никаких исследований с целью сопоставления таких психологических характеристик сестер, как познавательные способности, скорость реакции, устойчивость внимания, эмоции, овладение речью и многих других. Хотя фильм закачивается упоминанием о «многообещающих перспективах будущих исследований для оценки нервных и гуморальных факторов в умственной жизни близнецов», никаких дальнейших исследований в этом направлении не последовало. На основе своих экспериментов Алексеева опубликовала несколько кратких статей в специализированных журналах и подготовила диссертацию на степень доктора медицинских наук.^[38] Но в 1959 году она неожиданно скоропостижно скончалась. Материалы, которые она собирала на протяжении почти двадцати лет, остались неопубликованными.^[39] Таким образом, фильм 1957 года является единственным достаточно обширным результатом исследований на неразделившихся близнецах.

Анохин никогда больше не занимался подобными исследованиями, хотя в 1960 году в Москве родилась еще одна пара сросшихся близнецов, подвергшаяся изучению в Институте педиатрии (которое, согласно некоторым источникам, также было задокументировано на кинопленке). Вместо этого он вернулся к исследованию функциональных систем. В результате инициированной Никитой Хрущевым кампании десталинизации, кульминацией которой стал его знаменитый «секретный» доклад Двадцатому съезду Коммунистической партии в феврале 1956 года, Научный совет по развитию физиологического учения академика И.П. Павлова был распущен, и ярлык «уклониста» с Анохина (и его концепции функциональной системы) был снят. Как раз в это время съемки Исследований на неразделившихся близнецахподходили к концу. И это, пожалуй, объясняет неожиданное появление Анохина в самых последних кадрах фильма, отснятых в начале 1957 года.

Карьера Анохина вновь «пошла в гору». Он, однако, извлек необходимые уроки из разгромной «павловской сессии» и стал избегать административных интриг, расходуя свою завидную энергию исключительно на исследования и преподавание. К тому времени, как фильм был закончен, он стал профессором и заведующим кафедрой физиологии Первого московского мединститута, старейшего и наиболее престижного медицинского вуза страны. Он также возглавил две большие физиологические лаборатории, в двух институтах Академии медицинских наук, Институте нормальной и патологической физиологии и Институте хирургии. Анохин расширил свои исследования в области, которая сейчас называется нейрокибернетикой, и также занялся изучением физиологии космических полётов. В 1961 году он был награждён высшим гражданским знаком отличия – Орденом Трудового Красного Знамени, а несколькими годами позже избран в члены Академии наук СССР. В 1968 году Академия наук удостоила его высшей чести на поприще физиологии – Золотой медали имени И.П. Павлова, таким образом официально признав его действительным «наследником Павлова». В 1972 году за свою монументальную работу «Биология и нейрофизиология условного рефлекса» он был награждён высшим советским знаком отличия в науке – Ленинской премией. Анохин умер двумя годами позже, всего несколько месяцев не дожив до выхода в свет английского перевода его работы о функциональных системах, которой он посвятил всю свою жизнь.

Появление в США

Как же все-таки Исследования на неразделившихся близнецах оказались в Национальной медицинской библиотеке США? Одним из важнейших результатов хрущевской «Оттепели» для советского научного сообщества стало частичное восстановление полностью прерванных с 1948 года международных контактов. В 1958 году Анохин сыграл заметную роль в проведении в Москве конференции Международной федерации электроэнцефалографии (МФЭЭ), на которую съехались ученые из многих стран мира, включая Канаду, Китай, Францию, Великобританию, Японию, Индию и Соединенные Штаты Америки.^[40] Во время конференции небольшая группа западных и советских ученых, при активном участии Анохина, обсуждала идею создания Международной организации для изучения мозга (МОИМ). Спустя два года МОИМ была официально учреждена, и Анохин стал членом её административного совета.

Возможно, что именно во время конференции МФЭЭ 1958 года (или последующих заседаний МОИМ), Анохин подарил копию фильма одному из зарубежных коллег, который затем передал ее в Национальную медицинскую библиотеку США. А быть может, в начале 1960-х гг., когда исследованиями Анохина заинтересовался ряд выдающихся западных ученых, включая Мэри А.Б. Бразье, Горация У. Мэгуна, Джузеппе Моруцци, Уайлдера Пенфилда и Норберта Винера (все они были гостями московских лабораторий Анохина), он подарил кому-то из них копию фильма. Но вероятнее всего, Анохин сам привез свой фильм в США. В 1968 году 25-й Международный физиологический конгресс проводился в Вашингтоне, и Анохин был на конгрессе членом официальной советской делегации. Хотя его доклад не имел ничего общего с неразделившимися близнецами, Анохин мог, подражая своему ментору Павлову, привезти запись своих, запечатленных на пленке, исследований, и вручить одному из организаторов конгресса. Как бы то ни было, благодаря усилиям сотрудников Национальной медицинской библиотеки США, этот фильм сейчас доступен любому, интересующемуся историей советской физиологии, неразделившихся близнецов, научного кино, и, конечно же, человека, связавшего все эти истории воедино своею собственной судьбой, Петра Анохина.

Сестры Кривошляповы

Хотя главной темой этого очерка являются П.К. Анохин и его фильм, нельзя не коснуться и вопроса о том, что же случилось с главными героинями фильма, Машей и Дашей? Это отдельная история, и, к сожалению, весьма печальная. После окончания работы над фильмом советские ученые, похоже, потеряли к сестрам всякий интерес. Почему это произошло, без доступа к архивным материалам, наверняка ответить невозможно. Быть может, причиной тому была смерть Татьяны Алексеевой в 1959 году. Или, возможно, какой-то административный орган, к примеру, Президиум Академии медицинских наук, решил прекратить исследования по каким-то своим соображениям. Что бы ни произошло, мне не удалось отыскать ни каких следов дальнейших научных работ с участием близнецов.

Хотя фильм был скорее всего доступен заинтересованным специалистам, и, возможно, демонстрировался студентам-медикам, эти немногочисленные зрители практически ничего не знали об «объектах исследования», представленных на экране. Даже фамилия близнецов не упоминалась ни в фильме, ни в научных статьях о проводимых над ними научных исследованиях. Ну а советское общество в целом даже и не подозревало о существовании Маши и Даши.^[41] Помимо нескольких моментов из жизни девочек, запечатленных в кадрах Исследований на неразделившихся близнецах, мало что известно об их «вне-экранной» жизни. Единственным источником информации, проливающим свет на их судьбу, являются репортажи журналистов, основанные на нескольких интервью и записях воспоминаний Маши и Даши, сделанных в конце 1980-х и 1990-х гг. Эти репортажи противоречивы, и бесспорно содержат множество репортерских выдумок. Их достоверность весьма сомнительна, особенно там, где речь идет о детстве близнецов.^[42]

Все, что нам более или менее определенно известно – это следующее. Маша и Даша родились 4 января 1950 года в московской больнице. Роды, естественно, были очень тяжелыми и врачам пришлось прибегнуть к кесаревому сечению. Их родителям, Екатерине и Михаилу Кривошляповым, сообщили, что близнецы были мертворожденными.^[43] Первые семь лет жизни девочек в Институте педиатрии частично запечатлены в фильме 1957 года. На экране они выглядят веселыми и цветущими, и явно наслаждаются вниманием окружающих их ученых, нянечек, учительниц и кинооператоров. Камера не показывает того, что каждое, даже самое простое действие (сидение или стояние) достигалось ценой огромных усилий. Врачи из Центрального института ортопедии составили специальную программу тренировок и упражнений, чтобы помочь сестрам развить необходимые моторные навыки. Как показано в фильме, к семи годам они все же научились самостоятельно ходить с помощью костылей, и даже ездить на трёхколёсном велосипеде – незаурядное достижение, учитывая, что каждая из сестер полностью контролировала лишь одну, «свою» ногу, но совершенно не владела другой. Где-то в начале 1960-х гг., сросшаяся и недоразвитая третья нога (её четко видно в нескольких кадрах фильма) была ампутирована. Вместе с развитием необходимых моторных навыков, близнецов также обучали всем предметам стандартной программы советской начальной школы (чтению, письму, арифметике, и т.д.).

Однако в 1964 году их пребывание в Институте педиатрии внезапно закончилось: Машу и Дашу отправили в специнтернат для детей-инвалидов в Новочеркасске (том самом городе, где Анохин начал свою большевистскую карьеру).^[44] По воспоминаниям близнецов, записанным тридцать лет спустя, это был сущий ад. Одноклассники их избегали и издевались над ними. В интернате Маша и Даша начали пить и курить (Даша предпочитала первое, Даша – второе). С помощью Надежды Гороховой, физиотерапевта, опекавшего их в Институте ортопедии, в 1970 году близнецы «сбежали» из интерната и приехали в Москву. На протяжении года они жили у Гороховой. После преодоления многочисленных бюрократических препятствий (одним из которых было получение двух отдельных паспортов), сестрам наконец дали крошечную пенсию по нетрудоспособности (шестьдесят рублей в месяц на двоих) и комнату в доме престарелых на окраине Москвы. Хотя отдельные лица (в том числе и Анохин) пытались помочь Маше и Даше приспособиться к их новообретенной «независимости», сестры старались избегать контактов с людьми, чтобы не быть предметом назойливого любопытства, и не подвергаться неприличным предложениям нахальных незнакомцев. Алкоголь стал их постоянным спутником в безнадежной попытке убежать от пустой и унылой жизни в нищете и одиночестве.

В конце 1980-х гг., в разгар горбачевской «перестройки и гласности», советское общество, наконец, узнало о существовании близнецов. Группа журналистов, включавшая корреспондента популярной газеты Московская ПравдаИрину Краснопольскую, ведущего и режиссера самой популярной телевизионной программы времен перестройки Взгляд^[45] Влада Листьева, и корреспондента Агентства Печати Новости (АПН) Валерия Голубцова, сделали серию репортажей о жалком существовании Маши и Даши и обратились за помощью к общественности.^[46] Обращение не осталось без ответа – близнецы получили более приличное жилье и материальную помощь. Для них был даже открыт специальный счет для денежных пожертвований.^[47] Несколько человек снабдили их домашней утварью и одеждой. Некий «Мистер Майер» преподнес сестрам в подарок специально для них сконструированную инвалидную коляску.^[48]

После распада Советского Союза в 1991 году, быстро «желтеющая» российская пресса сделала Машу и Дашу скандально известными. Таблоиды запестрели историями об алкоголизме и интимной жизни близнецов, а падкие до сенсаций репортеры утверждали, что их отец был личным шофером Лаврентия Берии, намекая на то, что рождение сестер было «заслуженным наказанием» кровавому пособнику Сталина. Наиболее светлым эпизодом в их жизни в начале 1990-х стала поездка в Германию. Сестры были поражены до глубины души: они жили в обычной гостинице, питались в обычных ресторанах, ходили по улицам где им было угодно. И никто на них не таращился! Их воспринимали, как «обычных людей»!^[49] По возвращении в Россию, Даша впала в глубокую депрессию, с которой она попыталась справиться с помощью привычного лекарства – алкоголя.^[50] Журналисты продолжали докучать сестрам, донимая их просьбами об интервью, на большинство которых они отвечали отказами. Они сделали исключение для Джульет Батлер, журналистки из Великобритании, работавшей в то время в Москве, и записавшей воспоминания Маши и Даши. Эти записи были положены в основу «автобиографии» сестер, написанной Батлер и вышедшей в 2000 году на немецком и японском языках.^[51] Батлер договорилась о том, чтобы часть отчислений от продажи книг поступала сестрам. В октябре 2000 года Батлер также организовала участие Маши и Даши в специальном эпизоде документальной программы Горизонт, посвященном неразделившимся близнецам, на Би-Би-Си-2.^[52] Финансовое положение сестер улучшилась, но это не помогло прорвать замкнутый круг одиночества, изоляции, и пьянства. Здоровье сестер начало ухудшаться. В апреле 2003 года Маша умерла от инфаркта. Спустя семнадцать часов, за ней последовала Даша.^[53] Источники утверждают, что к моменту смерти, Маша и Даша были старейшими сросшимися близнецами в мире, но, совершенно очевидно, отнюдь не самыми счастливыми. По крайней мере, счастливые моменты их детства остались запечатлены в кадрах фильма, сохранившегося в Национальной медицинской библиотеке США.

---

заметки

[1] Монументальную биографию Павлова, см. Daniel P. Todes, Ivan Pavlov. A Russian Life in Science (New York: Oxford University Press, 2014).

[2] Более детальное обсуждение павловского «нервизма» см. в Daniel P. Todes, Pavlov’’ Physiology Factory (Baltimore: John Hopkins University Press, 2002); о Нобелевской премии см. 322–46.

[3] Полноценной биографии этого талантливого ученого, которого часто называют основателем «нейрокибернетики», не существует. Имеются лишь отдельные, часто агиографические, очерки, написанные его учениками и сотрудниками. См. Ю.А. Макаренко и К.В. Судаков, П.К. Анохин (Москва : Медицина, 1976); П.В. Симонов, ред. Петр Кузьмич Анохин. Воспоминания современников, публицистика (Москва : Наука, 1990).

[4] См. П.К. Анохин, Иван Петрович Павлов. Жизнь, деятельность и научная школа (Москва-Ленинград : Изд-во АН СССР, 1949).

[5] См. трактат выдающегося теоретика этого жанра Л.М. Сухаребского, Научное кино (Москва : Кинопечать, 1926).

[6] Детальный обзор раннего российского/советского кинематографа, см. Н.А. Лебедев, Очерки истории кино СССР. Немое кино: 1918-1934 годы (Москва : Искусство, 1965), 2-е расширенное издание.

[7] См. Научные фильмы. Описание фондов научных фильм (Москва: Теакинопечать, 1927).

[8] Подробный анализ повального увлечения «омоложением» в России 1920-х гг. и работ Воскресенского, см. Nikolai Krementsov, Revolutionary Experiments: The Quest for Immortality in Bolshevik Science and Fiction (New York: Oxford University Press, 2013), 127–58.

[9] Основные результаты этих исследований были опубликованы в Л.Н. Воскресенский, «Опыты наблюдения над «омоложением» людей и крупных сельскохозяйственных животных», Омоложение в России (Ленинград: Медицина, 1924), 98–126.

[10] См. «Кого надо омолаживать», Вечерняя Москва, 3 сент. 1925: 3; «Кого нужно омолаживать», Вечерняя Москва, 29 окт. 1925: 3. К сожалению, мне не удалось найти копию этого фильма в архивах.

[11] Копия фильма с английскими субтитрами доступна на http://vimeo.com/20583313. Эта копия содержит примерно две трети оригинала, с переставленными частями и вставками, отсутствующими в оригинальной версии, поскольку она была существенно «отредактирована» во время реставрации фильма в 1960 году в Вейнском государственном университете (Wayne State University).

[12] Mordaunt Hall, “The Screen: A Scientific Study,” New York Times, 20 Nov 1928: 38.

[13] Todes, Ivan Pavlov, 492.

[14] Об истории этой весьма интересной студии см. Вячеслав Ребров, «И снова о «Руси»», Искусство кино, 1999, №4; http://kinoart.ru/archive/1999/04/n4-article15.

[15] Подробнее о Пудовкине и его режиссёрской карьере, включая детальное обсуждение его работы над «Механикой головного мозга», см. Amy Sargeant, Vsevolod Pudovkin: Classic Films of the Soviet Avant-Garde (London: I.B. Tauris, 2001); Panayiota Mini, Pudovkin’s Cinema of the 1920s. Unpublished PhD diss. University of Wisconsin-Madison, 2002; and Margarete Vöhringer, Avantgarde und Psychotechnik. Wissenschaft, Kunst und Technik der Wahrnehmungsexperimente in der frühen Sowjetunion (Göttingen: Wallstein Verlag, 2007).

[16] Существующие оценки Механики головного мозга весьма некритично приписывают высокий научный уровень фильма Пудовкину, и выводят ошибочные заключения о его детальном знакомстве с неизданными работами Павлова и современными острыми дискуссиями о значимости павловской физиологии для материалистического понимания человеческого поведения. См. Sargeant, Vsevolod Pudovkin; Mini, Pudovkin’s Cinema of the 1920s; and Vöhringer, Avantgarde und Psychotechnik.

[17] О Фурсикове и его роли в павловских исследованиях, см. Todes, Ivan Pavlov

[18] К сожалению, у меня не было возможности проверить это предположение в российских архивах. Но приведенные ниже «косвенные улики» преставляются весьма убедительными.

[19] Об отношениях Бухарина и Павлова, см. Todes, Ivan Pavlov.

[20] См. “Film Shows Brains All Operate Alike,” New York Times, 9 March 1928: 8.

[21] См. “Reviews Studies in Human Behavior,” New York Times, 24 May 24 1928: 35.

[22] Именно эта копия фильма оказалась впоследствии в Вейнском государственном университете и была отреставрирована в 1960-х годах.

[23] См. Robert C. Tucker, Stalin in Power: The Revolution from Above, 1928–1941 (New York: Norton, 1990).

[24] Копия этого фильма доступна на http://www.net-film.ru/film-31036/?search=p231|v1&order=m1

[25] Подробнее на эту тему см. Nikolai Krementsov, Stalinist Science (Princeton: Princeton University Press, 1997).

[26] К сожалению, на протяжении последних нескольких лет Научный архив Российской академии медицинских наук, в котором хранится обширная коллекция бумаг Анохина (фонд 36), закрыт для исследователей. Таким образом, у меня не было доступа к документам, имеющим отношение к работе Анохина над производством фильма о неразделившихся близнецах и возможно сохранившимся в этом фонде.

[27] См. Galina G. Egiazaryan & Konstantin V. Sudakov, “Theory of Functional Systems in the Scientific School of P.K. Anokhin,” Journal of the History of the Neurosciences 16 (2007):194–205.

[28] Ни одна из имеющихся публикаций не содержит информации ни об обстоятельствах рождения и смерти девочек, ни об их родителях.

[29] Алексеева появляется в фильме несколько раз, к примеру, в Ч. 2:20:20. К сожалению, мне не удалось найти ее личные бумаги в российских архивах.

[30] См. П.К. Анохин, «Проблема сна и сросшиеся близнецы», Наука и жизнь 11–12 (1938): 26–34. Также см. короткую неподписанную статью с несколькими фотографиями, “A two-headed baby gives scientists new evidence on the nature of sleep,” Life Magazine, 26 Sept 1938: 28.

[31] Часть I. 25:06

[32] Анохин, «Проблема сна», 33–34.

[33] Там же, 34.

[34] Об образовании Академии медицинских наук СССР и первых годах ее работы, см. Б. Ш. Нувахов, И. Е. Карнеева, Ю.А. Шилинис, Истоки, хронология и динамика структуры Российской Академии медицинских наук (Москва, 1995).

[35] Подробнее см. Н. Л. Кременцов, «От сельского хозяйства до… медицины», Репрессированная наука. (Ленинград: Наука, 1991), 91-113; а также, Krementsov, Stalinist Science, 260–75.

[36] См., например, П.К. Анохин, «О моих ошибках в разработке учения И.П. Павлова и о путях их исправления в духе указаний Объединённой Павловской сессии АН СССР и АМН СССР», Вестник АМН СССР 2 (1951): 45-49; почти двумя годами позже Анохин опубликовал еще одно гораздо более длинное «покаяние», под почти таким же заглавием, см. П.К. Анохин, «О принципиальной сущности моих ошибок в развитии учения И.П. Павлова и о путях их преодоления»,Физиологический журнал СССР 38.6 (1952): 758–77.

[37] Анализ этого процесса, например, в психиатрии, см. Benjamin Zajicek, “Scientific Psychiatry in Stalin’s Soviet Union: The Politics of Modern Medicine and the Struggle to Define ‘Pavlovian’ Psychiatry, 1939–1953,” PhD dissertation, University of Chicago, 2009.

[38] См. Т. Т. Алексеева и др., «Характеристика условно-рефлекторной деятельности сросшихся близнецов», Журнал ВНД им. И.П. Павлова, 1956, 6 (1): 113-20; Т. С. Соколова и Т. Т. Алексеева, «Некоторые данные о механизме нарушений секреторной функции желудка и поджелудочной железы при дизентерии (исследование на сросшихся близнецах)», Педиатрия, 1957, 4:35-47; Т. Алексеева «Роль нервных и гуморальных факторов в поддержании пищевой возбудимости у неразделившихся близнецов», Физиологический журнал СССР, 1958, 44 (4): 295–304; и Т. Т. Алексеева, «О соотношении нервных и гуморальных факторов в развитии сна у неразделившихся близнецов», Журнал ВНД им. И.П. Павлова, 1958, 8 (6): 835–45.

[39] Только двадцатистраничный автореферат её диссертации был опубликован очень малым тиражом. См. Т.Т. Алексеева, О нейрогуморальной регуляции функций в организме человека (исследование на неразделившихся близнецах). Автореферат дисс. на соискание ученой степени доктора мед. наук (Москва, 1959).

[40] Летом 1956 года Анохин был участником 20-го Международного физиологического конгресса в Брюсселе, где обсуждались планы проведения будущей конференции МФЭЭ.

[41] Мне не удалось найти никаких сообщений о Маше и Даше в советской прессе до 1989 года. Однако, любопытно, что апреле 1958 г. во французском научно-популярном журнале появилась довольно обширная статья о близнецах, см. “L’extraordinaire clinique du Dr. Anokhine,” La Science et la Vie, 1958. Avril (No. 487), pp. 98–104. В 1966 г. еще одна статья, сопровождаемая многочисленными фотографиями, появилась в американском журнале, см.: “Masha and Dasha: Rare Study of Russia’s Siamese twins,” Life Magazine, 8 April 1966: 67–69. Обе статьи упоминают Анохина как руководителя исследований, но лишь французская статья затрагивает фильм 1957 г. Как одна, так и другая статья могли вызвать интерес у кого-то из коллег Анохина, и привести к тому, что копия фильма оказалась в США. Говорят, что статья, появившаяся в Life Magazine, послужила источником вдохновения для знаменитого триллера Брйана Де Пальмы Сестры (1973).

[42] Наиболее полным из подобных репортажей является «автобиография» сестер, составленная британской журналисткой Джульет Батлер, см., Juliet Butler, Masha Masha und Dasha. Autobiographie eines siamesischen Zwillingspaares (Fischer Scherz, 2000). Некоторые отрывки из этой «автобиографии» были использованы в работе Кристин Куигли, см., Christine Quigley Conjoined Twins: An Historical, Biological and Ethical Issues Encyclopedia (London: McFarland, 2003). Я попытался собрать воедино и «отфильтровать» имеющуюся информацию для воссоздания ключевых событий в жизни Маши и Даши.

[43] Позже у Екатерины и Михаила родилось ещё двое детей.

[44] Почему это случилось именно в 1964 г. остается загадкой. В августе того же года, в Москве состоялся Седьмой международный конгресс антропологических и этнографических наук. Среди многочисленных секций конгресса было и специальное заседание, посвященное изучению близнецов. И хотя несколько советских участников представили результаты своих психологических и физиологических исследований, проведенных на «нормальных» близнецах, никто из них даже не обмолвился о Маше и Даше. См., к примеру, Ю.П. Аверкиева и В.К. Соколова, VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук (Москва : Знание, 1964); Н.А. Крышова и К.М. Штейнгарт, Сравнительная характеристика речевой деятельности близнецов (Москва : Наука, 1964); З.В. Беляева и М.А. Жилинская, Исследование высшей нервной деятельности и некоторых вегетативных реакций у близнецов (Москва : Наука, 1964).

[45] В конце января 1989 года Листьев представил Машу и Дашу в своей программе.

[46] См. И. Краснопольская и О. Лысенский, «День после отчаяния», Московская правда, 1 Фев. 1989, 3; В. Голубцов, «Немилосердное милосердие», Медицинская газета, 17 Фев. 1989, 3.

[47] См. Т. Борисова, «Вот такие близнецы», Советская торговля, 18 Фев. 1989, 4.

[48] Газетные сообщения упоминают об этом эпизоде очень расплывчато. Скорее всего, это был Wilhelm Meyer, владелец крупной немецкой компании «Meyra», специализирующейся на разработке и выпуске инвалидных колясок и других приспособлений для лиц с ограниченой подвижностью.

[49] См. Анна Амелькина, «Сиамские близнецы ищут нарколога», Комсомольская правда, 19 Дек 1997, 9.

[50] См., к примеру, Ирина Боброва, «Сиамские близнецы пьют на двоих», Московский комсомолец, 14 Окт 1999, http://www.mk.ru/editions/daily/article/1999/10/14/135011-siamskie-bliznetsyi-pyut-na-dvoih.html

[51] См. Butler, Masha und Dasha.

[52] “Conjoined Twins.” BBC2. 21:00, четверг 19-го октября 2000; текст програмы размещен на сайте Би-Би-Си href=”http://www.bbc.co.uk/science/horizon/2000/conjoined_twins_transcript.shtml

[53] См. Ирина Боброва, «Две души, покинувшие одно тело», Московский комсомолец, 16 Апр 2003, на href=”http://www.mk.ru/editions/daily/article/2003/04/16/137815-dve-dushi-pokinuvshie-odno-telo.html